Нерадивая дочь - Лариса Джейкман
На том они расстались, и его слова «я думаю о тебе» растворились в эфире, придав окончанию разговора легкий привкус романтичности.
Максим наконец дождался конца беседы, сел рядом и крепко обнял Татьяну.
– Я тебя ему не отдам, пусть даже не мечтает, – вдруг сказал он, а Татьяна захохотала, слегка отпрянув от него.
– А он и не просит, – сказала она. – Франко наш деловой партнер, Максим. А то, что он флюиды распускает, ну так итальянец все-таки. У них это в крови.
– Вот и я о том же. Флюиды… подумаешь, мачо! Пусть на мою территорию не вторгается, – отстаивал свои права Краснов.
– Макси-и-им! Ну ты что, кот что ли, метишь свою территорию. Не смеши меня, – продолжала веселиться Татьяна, которой было до чертиков приятно, что любимый мужчина ревнует ее.
Затем был ужин при свечах. Максим постарался. Холодильник изобиловал различными деликатесами, в нем охлаждалась бутылка итальянской «шипучки», как называл Максим любимый напиток Татьяны под названием «Spumante», с привкусом муската, и даже маленький вишневый тортик примостился на нижней полке.
– Ты меня балуешь, – сказала Татьяна и обняла Максима сзади, прижалась к нему всем телом и добавила: – я так тебя люблю.
За ужином решено было о делах не говорить, ни о магазине, ни о проблемах, ни о чем. Только о себе. Максим рассказал, чем он занимался все эти дни, успел посетить две выставки и принять участие в каком-то молодежном форуме, в качестве репортера, конечно. Форум был интересный, международный. Максим был нарасхват.
– Скучать было некогда, но я скучал. Думал о тебе постоянно, как студент какой-то, честное слово. Ну расскажи мне о Милане? В Ла Скала была?
И тут наступила очередь Татьяны описывать свою миланскую эпопею, по-другому и не назовешь. В ее рассказе переплелось все, и Дом моды с мастерской Грюони, и старинная красота города, музеи и соборы и, конечно же, оперный театр во всем его величии и великолепии.
– Нам надо с тобой туда съездить обязательно! – вдруг воскликнула Татьяна. – Давай следующим летом. Ты не представляешь, какая там красота!
Ей тут же вспомнился недавний сон, и они вместе немного помечтали об этой поездке, затем Максим поднялся, взял со стола недопитую бутылку искристого вина, два хрустальных фужера и увлек Татьяну в спальню.
– Остаток вечера и всю ночь я мечтаю провести с тобой здесь.
Он осторожно раздел свою любимую женщину, прижался к ее красивому телу, начал нежно поглаживать его и целовать. Татьяна не возражала, она трепетно отвечала на каждое его прикосновение и хотела только одного, оказаться вновь в его чарующей власти, раствориться без остатка в его ласке и почувствовать его любовь каждой частичкой своей души, именно любовь, а не страстную влюбленность, превратившуюся в разгоряченную страсть, противостоять которой не было никаких сил.
Но она не думала о Франко в эту минуту, вообще ни о чем не думала, а лишь растворялась, таяла в теплых и сильных руках своего любимого мужчины. Эти чувства было нельзя сравнить ни с чем. И только ей одной было понятно, что это и есть ее любовь, а все остальное лишь каприз и прихоть, было и прошло.
Но на следующее утро и эта сказка закончилась, начинались трудовые будни, Татьяну Садовскую ждали дела, ее магазин, сотрудники и какие-то там вновь назревшие проблемы, о которых ей вскользь поведала Изольда. И никакого желания вникать в эти проблемы у Татьяны не было.
Максим довез свою любимую почти до места и даже вовремя, несмотря на утренние пробки, и уехал, обещав позвонить. Она прошлась немного по утреннему морозцу и, уже подходя к своему бутику, заметила полицейскую машину, припаркованную почти у входа.
– Что за черт? – досадливо прошептала она и ускорила шаг.
Магазин был уже открыт, там находилась Изольда с взволнованным лицом, покрытым красными пятнами, и двое полицейских.
– Госпожа Садовская Татьяна Георгиевна? – последовал сухой официальный вопрос, на который она утвердительно кивнула, и, не успев спросить, что случилось, услышала еще более неприятную фразу:
– Вам придется проехать с нами. Все вопросы на месте. Пройдемте.
Татьяна и глазом моргнуть не успела, как оказалась в полицейской машине, которая тут же сорвалась с места и понеслась в неизвестном направлении.
«Ну что за напасти! Опять я во что-то вляпалась!» – крутились в ее голове невеселые мысли. Сердце заныло, и ей стало так горько и досадно, что захотелось разреветься. Но она сдержалась. В конце концов сейчас все разрешится, правда «что все» она не представляла, но интуитивно связывала все происходящее с убийством Самсоновых. Она фигурировала в обоих этих случаях, а это не может не навести на подозрения.
Ее привезли в отделение, проводили в небольшую комнату, предложили снять верхнюю одежду и подождать минут пять. Она уселась на громоздкий и неудобный стул, напротив стоял такой же допотопный стол, затянутый синим сукном в середине, а на нем настольная лампа времен семидесятых.
«Господи, ну и обстановка! Неужели совсем уж нет средств…», – начала было размышлять она, но тут дверь распахнулась, и в комнату размашистой походкой вошел дородный мужчина средних лет, одетый в костюм и водолазку.
«Ну это уже восьмидесятые», – опять промелькнуло у нее в голове, и она вежливо поздоровалась.
– Здрасте, здрасте, – прозвучал ответ, – Гришин Денис Григорьевич, – представился он.
Мужчина расположился за столом, открыл потрепанный блокнот и стал что-то писать. Затем последовали знакомые до боли вопросы, фамилия, имя и отчество, год рождения, адрес.
Татьяна отвечала на них четко, без лишних эмоций и встречных вопросов. Она уже знала, что таким образом располагает к себе и дает понять, что она ничем не взволнована.
Мужчина еще немного потрудился над своим блокнотом, затем закрыл его и наконец посмотрел на нее. Посмотрел в упор, но не зло, как будто пытался увидеть что-то важное у нее на лице.
– Татьяна Георгиевна, – наконец произнес он, – расскажите-ка мне подробно о ваших взаимоотношениях с супругами Самсоновыми. Как давно вы их знаете, знали, точнее, какие общие дела вас связывали, ну и наконец, какое отношение вы имеете к их гибели. Я начальник следственного отдела, и мы расследуем данное преступление.
«Ну вот, я так и знала», – снова искрой проскочила мысль в мозгу, но Татьяна вся собралась, сосредоточилась, и начала рассказывать, все до мелочей и подробностей. О том, как она устроилась к Борису Магомедовичу на работу, затем отправилась с ним в командировку, но вернулась одна, так как тот был убит. Рассказала о просьбе Валерии помочь ее адвокату с документами для получения доли наследства, о случайном знакомстве с Изольдой, а затем о просьбе той же Изольды поехать к вдове Самсонова домой, где та была обнаружена убитой.
– Вот и все. Думаю, что я ничего не упустила, – закончила она свой рассказ и воззрилась на Гришина вопрошающим взглядом. – Что-то еще?
Он продолжал писать еще несколько долгих минут, и на Татьяну не смотрел. Затем, похоже, поставил жирную точку, отложил ручку в сторону и поднял голову.
– Все это прозвучало довольно убедительно, должен вам заметить, но меня никак не покидает мысль о количестве совпадений в этой кровавой истории.
– Меня тоже, – спокойно ответила Татьяна.
– А вы знаете, при расследовании любого преступления именно совпадения, такие вот неожиданные и непредсказуемые, в первую очередь бросают тень подозрения на того, с кем они произошли.
– И как же быть? В чем можно заподозрить человека, у которого стопроцентное алиби на момент совершенных преступлений? К тому же ни мотива, ни…
– Не продолжайте, я знаю о ваших алиби, о вашем прошлом и ни в чем вас пока не подозреваю. Я просто хочу разобраться.
– В чем, Денис Григорьевич? Да, обстоятельства сложились таким образом, что я вокруг и около этих преступлений, но я этого не отрицаю, и объяснение этому имеется.
– Конечно. Все объясняется просто, но на мой взгляд слишком просто. И это тоже заставляет меня копнуть глубже.
– Согласна, копайте, это ваша работа. Но если преступник или преступники еще не найдены, то это копание будет лишней тратой времени, позвольте уж мне высказать свое мнение
